Магическое путешествие Ольги де Бенуа: «Я уже не совсем русский писатель»

Вначале все шло нормально, но уже на фразе «Свободно говорилА и писалА…» я споткнулся, а, дочитав до конца — совсем озадачился. Но был в восторге. Как это понимать?

На самом деле это — биография, которую я написала много-много лет назад, для какого-то литературного журнала. Я тогда подумала: а почему бы не написать ее так, как будто моя жизнь уже свершилась? И вот эта шуточная биография разлетелась по интернету. Жизнь покажет — насколько она верна. Но я наметила в ней основные свои сферы деятельности, увлечения. Описала то, на что мне хотелось бы, чтобы моя жизнь была похожа.

Так что да, это своего рода магическое путешествие. С тех пор у меня изменилось имя, и моя жизнь тоже сильно поменялась.

Жизнь круче любого романа.

А ведь его еще надо и написать!

То есть, это что-то вроде плана. Он сильно изменился с тех пор?

Думаю — нет. Пока, все складывается именно так, как я того хотела. Я занимаюсь тем, о чем всегда мечтала — пишу книги. Организую мероприятия, связанные с литературой, музыкой, фотографией, искусством. С кинематографом пока не сложилось, но жизнь еще только начинается. Пока это моя мечта — снять фильм. Или, может быть, по моей книге когда-нибудь будет снят фильм, не знаю…

А какие-то мечты добавились?

Конечно. Появляются и новые планы, и новые мечты. Когда мы живем, мы мечтаем об одном, но с течением жизни начинаем мечтать о большем, ведь появляются новые возможности. Это как сфера, которая постоянно расширяется, мир становится глобальнее, глобальнее становятся и мечты.

Наверное, сегодня я бы сказала: мне хотелось бы быть прежде всего добрым человеком. В то время, когда писала эту биографию, я об этом не задумывалась. Тогда мне хотелось, чтобы в жизни было много свершений. Сейчас хочется больше свершений в моем внутреннем пространстве. Чтобы я сложилась больше как человек, чем какая-то персона или деятель.

Скорее, получается, не в отношении к свершениям внутри вас, а в вашем отношении к другим людям произошли изменения?

Да. В юности мы не особо задумываемся о других, больше думаем о себе, о том, какие мы, чего мы хотим, в чем наши лимиты. Мы пытаемся понять — кто же мы в этом мире. А с взрослением появляется желание вступить во взаимодействие с миром, который нас окружает. И все желания или мечты, наверное, они перестают касаться только нас самих, или тех, кого мы любим. Все больше обращаются к нашему окружению, обществу, в котором мы живем. И они становятся все больше вписаны во всеобщую историю, которую мы все творим вместе, каждый по-своему.

Поэтому сегодня мне хотелось бы стать добрее. Стать наилучшей версией себя.

И чтобы это это каким-то образом проявилось по отношению к другим, и помогло им, может быть…

Конечно. И на сегодняшний момент все, что я делаю, связано с людьми. И мой проект «Города и люди», я им занимаюсь вот уже несколько лет — в нем я стараюсь отразить мир, в котором живу. Через истории людей — писателей, поэтов, художников.

И другой проект, «Белый феникс», литературный клуб — это тоже о людях. О встрече человека с человеком. О том, как мы, вдохновляя друг друга на творчество, делаем этом мир лучше. И мои книги, которые я сейчас пишу, и еще, даст Бог, напишу — они тоже уже не совсем обо мне, а о другом.

А «Время дождя» было о вас?

«Время дождя» тоже было не совсем обо мне. В ней уже появляется большое количество героев, совершенно на меня не похожих, — это и эмигранты, и местные, и старики, и юные люди, есть даже маленькая девочка… Но это все равно еще, конечно, в некоторой степени отражение меня.

Это изменение мировосприятия, поправки к мечтам — это был какой-то момент важный, или это происходило постепенно, долго? Может быть, недавно пережитое заболевание коронавирусом так повлияло?

Думаю, все изменения, как и у всех, происходят постепенно, в процессе взросления. Хотя, конечно, иногда изменения происходят быстрее. Когда мы проходим через кризисы, сталкиваемся с какой-то проблемой — как, например, болезнь. Именно тогда мы меняемся максимально быстро.

Когда я подхватила коронавирус, конечно, я испугалась — потому, что у меня оказалось то, чего сейчас все больше всего боятся. Для меня это было потрясение. Я очень тяжело болела и рада, что все наконец прошло — но в такие моменты, конечно, оглядываешься назад и о многом задумываешься.

Задумываешься о том, какой ты человек, что сделала в жизни, что могла бы еще сделать. И можно ли сказать, что жизнь до сегодняшнего момента была такой, какой я бы хотела ее видеть.

С одной стороны, я сказала себе — да. Ничего из своей жизни я бы не выкинула. С другой, в такие моменты, когда смотришь в лицо своему страху,— в такие моменты это дает силу жить дальше с большей осознанностью и большей честностью. Использовать свое время на то, что действительно важно.

Согласен. Давайте вернемся сейчас от вашей биографии-эпитафии к началу путешествия. Магического, как мы решили. К началу дороги в Париж. Был какой-то случай, который вас увлек в Париж?

Вообще не собиралась жить в Париже. Мечты такой не было. Все началось в 18 лет, я тогда училась на филологии в НГУ, и мне надо было выбрать один из языков. Нам предложили на выбор четыре — английский, французский, итальянский или немецкий.

Я много лет изучала английский, но подумала — а почему бы не попробовать французский? Я обожала французскую культуру, французские фильмы, прочитала почти всю классическую французскую литературу. Но я никогда не думала, что буду изучать этот язык. И вот этот момент, этот выбор, совершенный буквально за пять минут, все перевернул.

Я выбрала французский, и учила его пять лет. Потом стала работать журналистом, и в какой-то момент подумала, что в моей жизни чего-то не хватает, хочется приключений, хочется посмотреть мир. Так я приехала в Париж, на языковые курсы. Как тогда думала — на год. Приехала я, кстати, со всего 100 евро в кармане из-за ошибки с билетами — моего имени не оказалось в списке пассажиров, пришлось на все деньги, что у меня были на первое время во Франции, купить новый билет прямо в аэропорту. И это было то еще испытание — приехать в незнакомый город, где тебя никто не знает и не ждет, почти без денег и выжить.

Париж мне очень понравился. Он показался мне таким родным. Я все ходила по городу, по его улочкам, и в какой-то момент почувствовала, что нигде не ощущала себя настолько на своем месте. И не столько потому, что он так прекрасен — а потому, что именно на его улочках я чувствовала себя живой, я чувствовала вкус жизни.

Я решила в нем остаться, поступила в Сорбонну, отучилась, встретила свою любовь — будущего мужа. И поняла, что Франция будет — на сегодняшний момент — моим домом.

Это решение пришло до встречи с будущим мужем или уже после?

Знаете, поначалу жизнь в Париже была настолько трудной, настоящая авантюра с моей стороны, что я, чтобы доказать самой себе, что могу, решила назло всему остаться во Франции. В России я работала со словом — была копирайтером, журналистом, редактором музыкального журнала, который мы с подругой создали. Во Франции я была никем. Все пришлось начинать заново. И мне хотелось доказать себе, что я смогу, что это не просто новый опыт, но большее. Потом я познакомилась со своим будущим мужем, это была любовь с первого взгляда, и мысли о возвращении в Россию окончательно потеряли смысл.

И все закрутилось, появились друзья, работа, я проросла корнями в эту страну. Получила недавно гражданство. Франция — это давно уже мой дом. Второй дом. И я ее очень люблю. Хотя и Россия навсегда останется в моем сердце.

А Франция или Париж ваш дом? Ведь это «две большие разницы»…

Я очень люблю Францию — это страна-сад, прекрасная страна, в которой есть все, все мыслимые и немыслимые пейзажи. И есть, конечно, Париж. Магический город. И я думаю, что это две мои любви — Париж и Франция.

Нескромный, может быть, вопрос… Вряд ли вы обеспечиваете свою жизнь писательством?

Писательством зарабатывают очень немногие люди. Большинство писателей занимаются чем-то еще. Это мы говорим о русских писателях прежде всего. Потому что американский, например, книжный рынок, он немножко другой. Но все равно — творчеством зарабатывать сложно. Это приносит мне какой-то доход, я подписала контракты с бразильским издательством, со шведским.

Но это недавно…

Да, и на это не прожить. Я работаю руководителем проектов. Вообще я перепробовала множество профессий, была и журналистом, и маркетологом, и организатором фестивалей и выставок, и смм-щиком. И вот уже несколько лет, как веду проекты, и мне это нравится. Я работала в Рено, сейчас в Карфуре (Carrefour SA, большая сеть магазинов розничной торговли — прим. AveFrance). В Рено я работала в инновационном отделе, мы занимались «автономной машиной будущего». И сейчас в Карфур я также работаю над инновационными проектами.

Мне это нравится. Писатель — это ведь не совсем профессия. Это призвание. Взять А.П. Чехова, М. С. Булкагова, братьев Стругацких. У них у всех были профессии, кроме их творчества. Профессия — она позволяет не только кормить себя, но и приобрести опыт, который нужен нам, чтобы писать книги. Если мы не знаем жизнь — как мы можем о ней писать?

Конечно, многим писателям хотелось бы только писать книги. Пока, к сожалению, это невозможно. Но кто знает?

Вы именно руководите проектами?

Да. Я веду несколько команд, и это, кстати, помогает мне вести и наш клуб «Белый феникс». Он также объединяет большое количество людей с разными характерами, опытом, ожиданиями. В творчестве мне мои навыки тоже очень помогают.

А «Белый феникс» для вас — это что? Это не разновидность диаспоры какая-то?

Я бы сказала, что это что-то вроде ордена. Я назвала его так шутливо, орден, 3 года назад, когда мы его создали с Леной Якубсфельд, моей подругой, писательницей и певицей. Идея была в том, чтобы создать нечто вроде литературного салона. Знаете — много веков назад во Франции существовали салоны (это очень старая традиция), в которых бывали писатели, поэты, художники. Все они встречались, чтобы поделиться своим творчеством, и вот это взаимодействие, обмен, позволяли создать что-то большее, и это большее становилось культурным процессом.

И это то, чем мы занимаемся — организуем концерты, чтения, выставки, встречаемся в едином арт-пространстве. В планах, еще до этого кризиса с коронавирусом, было ехать в Нью-Йорк, Лондон, Киев и в Москву, и нас всюду приглашали, то есть мы уже начали «гастролировать». Хотя сейчас наша деятельность, конечно, свернулась. Но все вернется.

Обязательно вернется. То есть общение у вас во вторую очередь, а в первую — профессиональное такое взаимодействие?

Да. Мы каждый месяц встречаемся, читаем тексты, разбираем их. Я благодаря этому написала свою повесть «Дьявол с кладбища Пер Лашез», которую регулярно читала на встречах. Многие из нас закончили произведения, над которыми работали очень долго. То есть мы, под влиянием «голосов друг друга», начинаем творить немножко по-другому, лучше. И, самое главное, творческому человеку, художнику очень нужно такое интенсивное общение с себе подобными. Мы ведь все, по сути, одиночки. И для нас эти встречи — возможность стать более завершенным, что ли… Получить отклик, встретиться с другим. И поддержать этого другого.

Ольга де Бенуа и Елена Якубсфельд, основатели литклуба «Белый Феникс», на презентации книги «Сказки Белого Феникса». Сентябрь 2019.

Ольга, я смотрю на один из ваших постов в Твиттере — приведу его полностью:

«1 работа, 5 проектов, 4 онлайн-курса, 1 бизнес, 1 книга в процессе, редакция 1 сб., 3 интервью, сдать статью, дописать два рассказа и отправить, спорт, плавание, книги, перевод. Джонни говорит: ты всегда была чуток гиперактивной. А я говорю: как дожить до лета и не спятить?».

Банальный несколько вопрос: — Вы не слишком распыляетесь?

Нет. Вообще, я думаю, что есть два типа людей. Есть те, которым нужно сконцентрироваться на одном проекте, чтобы его закончить — и при этом, кстати, не все умеют их заканчивать… И есть другие.

А вы все свои проекты заканчиваете?

Почти всегда заканчиваю. Если только не понимаю, что он ведет в никуда — тогда от него отказываюсь. Но мне нужно сразу много дел. Я отдыхаю, переключаясь с одного на другое. И это помогает мне каждый день, помаленьку, двигаться вперед маленькими шажками. И через год вдруг какой-то проект закончен, и не один, и можно приступать к чему-то новому. Но это мой способ работать — и жить. А, например, мой муж не может так. Он полностью, всецело посвящает чему-то одному, тому, что делает в настоящее время. Каждому – свое. Главное, чтобы это работало.

Из ваших заметок я понял, что он скульптор. Давайте немного о нем и о вашей фамилии — она по мужу?

Да. Ольга де Бенуа. Но Арно — он не скульптор. Он занимался скульптурой много лет назад, когда мы познакомились, к сожалению, пока перестал. Вообще он архитектор, а по первой профессии — каменщик, «компаньон».

Компаньонаж (вставка AveFrance):

Ничто не может сравниться с членством в знаменитом цеховом ремесленном братстве – компаньонаже. Компаньонажи существуют и в наше время, объединяя 45 000 человек, а в 2010 году эта практика была внесена в списки нематериального наследия человечества, охраняемого ЮНЕСКО. Компаньонажи есть у каменщиков и кровельщиков, плотников, ювелиров, витражных дел мастеров, сапожников и кузнецов – всего ими объединены несколько десятков профессий. Быть компаньоном Тур де Франс – значит быть настоящим мастером, и если крышу в вашем доме выкладывал член компаньонажа, будьте уверены, что эта крыша продержится до ваших отдаленных потомков.

Тур де Франс, в котором принимают участие ремесленники, не нужно путать с велогонками. Здесь важно не средство передвижения, а цель. В свое время подмастерья – молодые люди и почти дети (когда-то в ремесло брали с шести-семи лет) отправлялись от одного мастера к другому, и обучались навыкам и умениям. Но одного обучения недостаточно – после него подмастерье должен создать так называемый шедевр – произведение, которое одобрят мастера, и тогда он и сам станет мастером: получит традиционный посох, цвета, которые будет носить всю жизнь, кличку, которой его будут называть собратья во время собраний, и их уважение.

В юности мой муж учился у компаньонов работе с камнем. Это лучшие мастера своего дела, благодаря которым во Франции — огромнейшее архитектурное наследие. У них, кстати, есть свои традиции, ритуалы, в том числе знаменитое путешествие по Франции, которое подмастерье должен совершить пешком в конце своего обучения.

Бенуа — знаменитая, старая фамилия, со многими ветвями. К каким Бенуа вы имеете отношение?

Есть художники «Бенуа», которые к нам отношения не имеют, а есть «де Бенуа». Арно, мой муж, принадлежит к старинному дворянскому роду. Их древо начинается еще от Жанны д’Арк. Интересно, что она с самого детства была для меня очень важным персонажем, героиней, я ее обожала и много читала о ней. Удивительно, по каким путям ведет нас порой жизнь.

Есть, например, известный философ и писатель, Ален де Бенуа — он дядя моего мужа. Мудрейший, интереснейший человек.

Такой интересный момент — вы в одной из своих публикаций даете свой взгляд на то, какой должна быть русская книга, чтобы она заинтересовала читателя из другой культуры.

Ну, это мое субъективное мнение, конечно…

Да. Но вы не противоречите сами себе? У вас написано, что должно быть «достоверное и притягательное погружение в атмосферу другой страны, другого мира, в душу русского человека». Но разве «Время дождя» погружает в душу русского человека? Тогда, все-таки, Ольга де Бенуа — русский писатель сейчас, или уже не совсем?

Я говорила не о своей книге. Большую часть своей сознательной жизни я живу за границей. Конечно, я уже не совсем русский писатель. Даже если моя книга написана на русском — это больше западная книга. Я говорила о тех, кто живет в России и пишут о ней.

Когда я была на Франкфуртской книжной ярмарке, то обнаружила с удивлением, что очень тяжело заинтересовать зарубежного читателя современной русской литературой. На российском официальном стенде было очень мало иностранных посетителей. Почему? Потому что нет такого увлечения русской литературой, как это было когда-то… Сегодня, если на Западе (или Востоке) и читают русскую литературу, то в основном классику.

Я хотела сказать в том интервью, что, если мы хотим снова занять такое место во всемирной литературе — то, может быть, надо немножко развернуться? Перестать описывать те чисто русские политические реалии, которые непонятны зарубежному обществу, а писать о том, что может быть понятно всем, или так, чтобы это было понятно всем. Если взять Маркеса или Хемингуэя — они ведь писали о своих странах, и о политике, и о людях, писали с огромным интересом и любовью, но так, что их герои и эти описания были понятны и интересны любому человеку, где бы он ни жил. Есть общечеловеческие вопросы, и книги, которые работают с ними, не устаревают никогда. Мне кажется, что в современной русской литературе этого не хватает.

Мне бы хотелось, чтобы современную русскую литературу читали все, и европейцы, и азиаты, и американцы, это важно для меня, может, для моей национальной гордости.

Но себя вы уже все меньше считаете русским писателем?

Да, потому что почти не пишу о России и вижу мир с западной точки зрения. Та Россия, которую я помню, или «мельком» вижу, когда приезжаю — это не та, которую знаете, наверное, вы. Чтобы писать о стране честно — надо в ней жить. Так что я сейчас уже не русский, но и не европейский писатель. Как и многие эмигранты, я сижу сейчас «между двумя стульями». Это нелегко.

Выставка фотографий «Яркие краски жизни». Ольга де Бенуа с русскими поэтами Дмитрием Веденяпиным и Владимиром Гудаковым. Февраль 2020.

Тогда чье мировоззрение вы описываете?

Такого же человека, как я. Космополита, который родился в одной стране, вырос в другой, учился и жил в третьей и четвертой. Для него есть дорогая его сердцу Родина, но при этом ему интересен весь мир.

Вам, цитируя одну рецензию, «нравятся французы, их нечеткость, беспорядочность, отсутствие системы…». Это действительно так?

Это так. Хотя я бы не сказала, что это прямо беспорядочность, но французы не слишком организованы. Вообще, они умеют и работать, и жить, и получать удовольствие от настоящего момента. В какой-то степени это нация гедонистов. Это, конечно, мое личное мнение, но мне этим французы нравятся. Мне нравится, как они живут, едят, любят…

Ваш француз рядом разделяет ваше мнение?

Вы знаете, восхищаться другой нацией всегда проще, чем своей. Он очень любит русских, а так, конечно, скажет, что у французов куча недостатков. Все французы любят покритиковать свою страну — как и русские, в этом мы похожи. Но похожи и в том, что мы, как бы ни критиковали свою страну, все равно гордимся ею.

Ну, мне вообще кажется, что французы и русские во многом похожи.

Согласна. Именно поэтому наши культуры дружат уже много веков, и у нас схожие взгляды на многое — хотя есть, конечно, и различия.