Le Sallay — замок и Академия, или как избежать катастрофы в средней школе

С чего и когда началась Франция, есть какая-то история на эту тему?

В какой-то момент мы поняли, что не очень видим себя в России и начали думать, куда и как нам уезжать.

Это было до Марабу или уже после?

Это в середине нулевых было. (Марабу открылся в 2014 г. — прим. AveFrance) Мы до этого жили какое-то время в Калифорнии, потом вернулись в Россию, так как нам казалось, что мы можем там быть как-то полезны, и уместны… И мы хотели вернуться на Родину. Но — через некоторое время немножко разочаровались в этой истории… Ну, то есть, не то, чтобы разочаровались — понятно, что есть люди, которым в России хорошо, но это не мы.

А выбор Франции — он как произошел?

Мы вычеркивали те места, куда мы ехать не хотим. Как у каждого человека, у нас была своя семейная ситуация, своя рабочая ситуация. И по всем оценкам вышло так, что Франция для нас — это лучший вариант из того, что мы можем выбрать. Мы очень любим Калифорнию – но у нас в Москве оставались пожилые родители и многое другое, так что нам было важно, чтобы до Москвы можно было добраться часов за пять-шесть. Мы вычеркнули весь север, потому что в таком климате мы уже жили и больше не хотели. Вычеркнули весь юг Европы, потому что не понимали — куда там можем отправить наших детей учиться, там с образованием не очень хорошо. Плюс Сережа не был готов жить в немецкоязычных странах. Так что остались Франция, Бельгия, Швейцария: выбрали Францию. И чуть позже — Le Sallay.

То есть, набор объективного и субъективного, не только практический выбор?

Да, ведь такой переезд — это и так стресс, зачем же ехать туда, где тебе не очень нравится.

Когда вы до переезда бывали во Франции, просто путешественниками — какое от нее было впечатление?

Да как и сейчас — приятная для жизни страна. Хорошая еда, хороший климат, культура богатейшая.

«Как и сейчас» — то есть, после того, как пожили — впечатление не изменилось?

Ну, в общем, нет.

А как же все минусы, о которых говорят? Мигранты, налоги, бюрократия…

Вот про мигрантов я сейчас не поняла! Мигранты — это мы.

Эээ… Да, хорошая поправка, спасибо. Но вы же понимаете — каких мигрантов я имел в виду.

Вы имели в виду — из Магриба.

Ну да.

Ну, во-первых, я и сама не русская. И, может быть, для французов выгляжу вполне себе «чуркой», даже больше тех, которые приезжают из Магриба со своим французским языком. Так что тут я не строю иллюзий, что мы для французов такие идеальные граждане.
Ну а то, что касается традиционно большой миграции из северной Африки… Не знаю, мне кажется, что это тоже часть традиционной культуры Франции, так сложилось. В Америке мигрантов еще больше. Я не вижу в этом большой проблемы.

У вас одним из критериев было образование — и что в результате вы с детьми выбрали?

Дочь закончила Сорбонну, сейчас работает на наших проектах. Младший учится в частной школе, тоже всем доволен.

Что же вы его не отдали в свою школу, в Академию Le Sallay?

Потому, что у нас с 10 лет до 14, а ему уже 17. Зато мы все это открывали, опираясь на свой опыт, в том числе негативный. То есть, наши проекты в большой степени складываются из того, что я, как мать, понимаю, чего не хватает родителям — и детям.

Le Sallay — осознанная необходимость

А зачем вам к Марабу и Академии понадобился замок?

Нам был нужен не то, чтобы замок, а просто хорошй отель. Мы к моменту покупки уже довольно много работали на чужих площадках, и хорошо понимаем, что если ты ведешь какие детские группы — то нужно, чтобы это была очень дружественная тебе площадка. А лучше всего — своя. Детские группы, это очень большая ответственность — и здоровье, и безопасность, и комфорт. Очень много всяких условий. И сейчас мы открываем Академию, и мы бы просто не потянули этот проект где-то на чужой территории.

Финансово?

Нет, финансово как раз это было бы возможно. Просто когда ты приезжаешь с такой группой, то это нужно настраивать общий режим, включая, например, режим питания. Много всяких условий. Никакой отель под это не готов подписаться целиком и полностью, хорошему отелю это не интересно, да и персонал обычно не обучен работать в ситуации полного отеля детей. А когда я знаю, что моя команда в Le Sallay работает на то, чтобы детям было хорошо, комфортно и безопасно — я могу сосредоточиться на своей основной работе. А если бы плюс ко всем моим задачам у меня еще был бы отель, не готовый включать отопление, когда нам надо, или давать нам меню, которое мы хотим — то это бы меня очень сильно напрягало. С Марабу, например, мы два года меняли отели, потому что не могли найти партнеров, с которыми нам было бы хорошо.

Мы сейчас об Академии Le Sallay заговорили, и я попробую на вас немного «напасть», так сказать. Вы попробуете защититься.

Да, давайте.

Я немного понимаю во французском образовании — системе, ценах, возможностях. Например, есть лицей Сент-Женевьев в Версале. Частный, во всех французских рейтингах он на первом месте. Полный интернат, и стоимость определяется в большой степени от дохода родителей. Редко превышает, насколько я знаю, 15 — 20 тысяч евро. У вас стоимость 35000 евро, при этом часть обучения онлайн и дети живут дома. Вам не кажется, что это дорого?

И еще плюс билеты, не забывайте. То есть еще дороже получается.

Да. Ну вот — защищайтесь.

А зачем мне от вас защищаться? Я тоже была бы рада, если бы мы могли делать все это дешевле. Но не получается. Когда мы сделали «Марабу», нам тоже все время говорили, что мы задираем цены и вообще непонятно, почему так дорого. А потом другие люди начали пытаться сделать то же, что мы делаем — в Израиле, Америке, Германии — и все они в какой-то момент мне написали: «да, ты знаешь, это стоит вот ровно столько, сколько у нас в Марабу». Для меня это было очень смешно — потому что начинали они с того, что у нас это дорого.

Вообще — не сочтите за высокие слова — я буду рада, если кто-то сделает хороший уровень за меньшие деньги. И мы сами будем стараться удешевлять. Так как, если сейчас это не делать, то в скором будущем мы окажемся в мире, где очень мало образованных людей.

А что касается французских школ, то, конечно, они намного дешевле. Начнем с того, что Французская Республика компенсирует, оплачивает школам — неважно, частным или нет — базовую часть образования. То есть, если стоит в этой базовой части, к примеру, 4 часа математики в неделю, то государство оплачивает всем школам эти часы. Родители доплачивают только за то, чего нет в базовой программе. Во Франции государство действительно много тратит на образование и дотирует. И это прекрасно. В Штатах, например, это не так – и там частные школы стоят иногда дороже, чем наша. Но самое главное — говоря о Франции, вы говорите о старших классах.

Да, о prépas. Три последних класса.

А мы говорим о средней школе: это 10 — 14 лет. Так вот, если вы посмотрите на этот возрастной промежуток, то вы, во-первых, увидите, что до 12 лет интернатов хороших нет вообще. Образовательных. Хорошие начинаются от 12 лет — и в Англии, и в Швейцарии, и везде. А во-вторых — цены. У меня у знакомых дочка в интернате в Швейцарии, причем он не первого ряда — и это 120 000 в год. Есть несколько прекрасных школ по более щадящим ценам, но они также с 12 лет и в них очень сложно попасть. Там есть квоты по странам, собеседования, тесты и даже экзамены на входе. Кстати, нам очень не нравится, когда школа отбирает себе способных десятилеток – это очень подвижный возраст, там многое может поменяться… десять лет – это не четырнадцать.

Дальше. Почти всегда обычная школа — это адаптированный формат XIX-го века. Там почти ничего не изменилось с той поры, и он, мягко сказать, несовременен. Мы делаем другое, и у нас есть понимание, как это должно быть устроено сейчас. Кроме этого — вот у нас сейчас в Le Sallay 14 детей, и на них приходится 8 преподавателей. Это получается индивидуальное обучение.

Да, я смотрел на сайте, и состав преподавателей у вас в Le Sallay, конечно, впечатляет.

Абсолютно звездный. Его мало какая школа может себе позволить. И мы, хорошо, если по второму-третьему году выйдем в ноль — пока не выходим — это такая запланированная история. Чтобы хорошо все отладить. Плюс по итогам двух лет мы закончим сертификацию.

Это о российской или французской сертификации речь?

Нет, у нас международная школа, и это международный сертификат. Россия тут вообще никак — забудьте. И мы не привязаны ни к каким национальным системам образования. Тут у нас большой опыт и со своими детьми, они большую часть времени провели на домашнем обучении. Мы подыскивали им преподавателей по всем предметам. И в Марабу тестировали разные системы из разных стран. Так что опыт большой.
И, конечно, это все дорого. Тем более, что весь первый год у нас шла активная работа, которую не было видно снаружи, чтобы все было нормальным образом готово. Да, это дорого. Поэтому мы работаем со спонсорами, чтобы получить возможность предоставить некоторым детям стипендии. Я надеюсь, что когда мы это все отладим и откроем еще пару школ, все станет дешевле.

Тогда сразу еще вопрос: а почему мы должны вам отдавать в Le Sallay детей сейчас, когда это дорого, и не до конца отлажено?

Ну, во-первых, дети вырастают сейчас. Я бы своего ребенка с удовольствием отдала в эту школу — но вот уже не успела. Второе — надо понимать, что ситуация с образованием детей этого возраста совсем отчаянная.

Ну, она отчаянная не только в России — во всем мире.

Да, это так. У нас 14 детей — из 9 стран, включая, например, Америку, где вообще-то довольно неплохо с образованием. Еще к нам очень хотят дети из Германии, Швейцарии и Голландии, но там, к сожалению, законом об образовании устроено так, что если ребенок не учится в местной школе, то родители имеют большие проблемы, вплоть до изъятия детей.

Короче, средняя школа во всем мире очень слабая и, на самом деле, очень травмирующая детей. То есть это ровно то место, в котором дети теряют мотивацию к учебе. Есть хорошая начальная школа, есть хорошие старшие классы, а за среднюю школу еще боятся все браться. Потому что они уже не малыши, которые делают то, что им говорят. Но это еще и не мотивированные на дальнейшую работу, образование люди, как в высшей школе. Это самый сложный возраст. И детей, как мотивированных учеников, мы теряем именно в средней школе. Мы очень надеемся сделать в Le Sallay, если не новый образовательный стандарт, то хотя бы новый метод.

Очень надеюсь, что у вас получится. Да ведь уже и получается вроде бы. Скажите — к Франции возвращаясь — вы как-то используете в своих учебных программах, что ваша база, Le Sallay, именно во Франции расположена?

Безусловно. И здесь очень много возможностей — например, дети у нас проходили неолит, глядя на настоящие наскальные рисунки в пещерах. Плюс архитектура. Конечно, все вот это огромное культурное богатство Франции, оно очень помогает. Почти по всем предметам что-нибудь интересное да найдется.

Начинаю уже им завидовать. Но давайте теперь о вас поговорим. Кем вы сейчас во Франции себя считаете? Эмигрантами, экспатами? Как вы себя назовете?

О, это ужасно интересный вопрос. Я даже не знаю, что на него ответить. Вы знаете — единственное место, где у меня было ощущение, что я дома, это была Калифорния начала нулевых. Я родилась в Москве, но своей в этом городе никогда себя не чувствовала. И я как-то всю жизнь так живу, что везде сама организую свое пространство, в котором хорошо мне и людям, которые со мной рядом.

И во Франции вы себя «своей» тоже не чувствуете?

Слушайте, мы переехали — мне было 45-46, ну что вы. Я переезжала без французского. Я не заканчивала здесь Эколь Политехник или Эколь Нормаль. Я для французов все равно в некотором роде «чурка» — ну, без обид, да? — Франция частенько довольно-таки ксенофобская страна.

А Сергей?

Сергей, по-моему, даже не ставил задачи такой… Не знаю, надо его спросить — как он видит это все. Но я, в общем-то, чувствую себя довольно комфортно. Эмигранты — не эмигранты… Это кто вообще? Это те, кто тусуется в каком-нибудь Русском клубе в Париже, или вот как?

Спрошу по-другому: вы стараетесь интегрироваться?

Ну, до какой-то степени мы интегрировались в регионе. Во-первых, потому что мы создаем здесь рабочие места. Во-вторых, мы пользуемся их услугами, покупаем их продукцию. Так что мы для них такая коровка, с которой они в некоторой – пусть и небольшой — степени живут. Вокруг нас много фермеров. Мы не интегрируемся в том смысле, что они никогда не станут моими друзьями. Но мы уважаем их, они — надеюсь — нас. Потому что это люди, которые пашут, я не знаю, 360 дней в году по 12 часов… То есть им и некогда особо дружить. Это такая хорошая работающая Франция, которая кормит всю страну.

Наверное, идеальный вариант соседей.

Да, и я не уверена, что мы вот «интегрируемся»: они работают, мы работаем… Появляются какие-то приятели… Не знаю, мне кажется, когда ты взрослый человек, у тебя нет большого вопроса — интегрироваться или нет: ты работаешь, плюс семья. Мой круг общения основной — это мои сотрудники и дети, наши и школьные.

То есть Франция вполне вам позволяет комфортно и долго, всегда жить в таком режиме? Хотя и принято считать, и все об этом твердят, что нужно «интегрироваться»…

В этом смысле интегрировался в нашей семье только наш сын, который приехал сюда в 11 лет. Он отучился уже в четырех школах во Франции, и у него отовсюду есть друзья. Ходил в кружки — секции. Он знает Париж уже как… Не знаю, как парижанин, видимо… Даже моя дочь, закончив Сорбонну, я не могу сказать, что она в этом смысле интегрировалась. Франция вообще довольно закрытая страна, но я не вижу в этом большой проблемы. У нас вполне есть, чем заняться.

Из ваших слов я делаю вывод, что интеграция не так важна, как ее представляют.

Для кого-то да, для кого-то — нет. Есть люди, для которых важна эта укорененность в каждодневной жизни. Многие не уезжают из России просто потому, что не представляют себе, что они могут выпивать с кем-нибудь, кроме школьных одноклассников.

А насколько эта укорененность возможна во Франции? Насколько сильно Франция отличается в этом смысле от других стран?

Ну, опыт проживания у меня только во Франции и в Америке. От Америки — сильно отличается. Если Америка готова всех эмигрантов сделать своими, то у Франции просто нет этой задачи, на мой взгляд. Они хотят сохранять свою культуру, самобытность, не хотят их раздавать. И почему нет? Это их культура и их самобытность, мы, когда переезжали, это понимали.

Сергей, а у вас с Екатериной — ну, хотя бы вот по этому восприятию Франции — полное согласие, или есть расхождения?

Конечно, у нас в основном консолидированное, так сказать, мнение по всем вопросам. Расхождения в частностях, разве что. Скажем, если Екатерине больше нравится здесь, то мне, наверно, больше нравится в Париже. Я вообще больше люблю город. Ну, или, скажем вопрос по стоимости, который вы задавали. Может быть, я ответил бы на него немного по другому.

Отлично, давайте.

Просто если мне его задают в интервью, то хочется в ответ сказать — ну послушайте, вот вы говорите «Кто же будет платить?»… — Есть же люди. Вот мы запустили первый год, вот мы набрали примерно столько детей, сколько планировали – и к нам продолжают записываться даже когда год уже начался. Значит, такие люди есть, и это далеко не только русские. И это именно потому, что то, что мы делаем — уникально, и этого никто другой не делает. Люди готовы платить эту цену уже за первый год, когда мы еще не можем показать блестящие результаты выпускников. И это школа, не кружок и не лагерь, это довольно большие деньги даже для обеспеченных людей – поэтому те, кто отдали к нам детей, довольно долго думали перед этим, это же не просто импульсивное решение.