Ночной Париж сделал его знаменитым. Хотя... Брассай не считал фотографию искусством. Но стоило ему сделать первый снимок, как его мнение изменилось. Фотография захватила и заворожила его: он заворожил ей остальной мир. Мир этот начинался в Париже.
Дьюла Халас (1899-1984), уроженец трансильванского Брашова (теперь румынского, тогда венгерского), от венгерского названия которого был образован его псевдоним («Brassaï» дословно переводится как «из Брассо»). Он мечтал только о Франции, очарованный ее языком и культурой. Из первого путешествия в Париж он вернулся, полон таких ярких впечатлений, что пообещал себе поехать туда для продолжения учебы. Однако Первая мировая война помешала осуществиться этому желанию.
Вновь в Париже Брассай оказался только в 1924 г. Он писал родителям, что чувствует себя в полной гармонии с городом, и был убежден, что здесь раскроются все его таланты. В то время он много занимался французским языком, писал для газет и рисовал карикатуры, а по вечерам с восторгом погружался в жизнь левого берега Сены — в мир художников, интеллектуалов, авантюристов и женщин легкого поведения. В такой атмосфере рождалась идея проекта «Ночной Париж».
Брассай начинает экспериментировать. Снимает Париж туманными ночами при свете фонарей и автомобильных фар. Брассай стал первым фотографом, попробовавшим ночную съемку. Он примечал все. Улицы его любимого города в свете ночных огней полны очарования и романтики: хулиганы, художники, писатели... Ночь, улица, фонарь, аптека (но главным образом, публичные дома)... мосты, соборы…
Многие снимали Париж, и фотографировали ночью, и некоторым это удавалось неплохо - но никто так старательно, с таким почтением, и столь поэтично, как делал это он. Только Брассай.
Не прошло и четырех лет, как он выпустил едва ли не самую знаменитую фотокнигу всех времен и народов, "Ночной Париж". Эта история мгновенной славы — прозвище "глаз, или око Парижа", придуманное Генри Миллером, навечно закрепилось за Брассаем — будет бесконечно соблазнять начинающих фотографов.
Его познакомили с ночной жизнью города, едва он распаковал свой дорожный чемодан на Монпарнасе в 1924 году. Он тут же стал ночным бродягой — города, луна над которым наблюдает за безостановочным спектаклем. Кафе были забиты писателями и артистами во все часы суток, многие из них — приезжие из других стран, беженцы, хлынувшие в эту столицу интеллектуальной жизни и искусства. Почтенные буржуа, представители рабочих класов и артистическое окружение — все они были перемешаны между собой в театрах, клубах и борделях; и шумная жизнь популярных танцевальных заведений и заштатных игорных заведений выплескивалась на тротуары улиц.
Брассай говорил, жизнь его была настолько невероятной и странной, что он и представить себе не мог того, чтобы приступить к живописи, и поэтому в течение четырех лет вообще ничем не занимался. А то, чем он действительно был занят, называлось болтаться по городу, иногда с друзьями вроде Миллера (еще до того, как один мог говорить на языке другого), выпивать в Париже и впитывать в себя все происходящее вокруг.
Брассай обладал ненасытнейшим любопытством и безграничным стремлением к познанию. Он с легкостью брался за все, что казалось ему интересным — занимался дизайном предметов декорации для балетных постановок, сделал кукольный театр теней, составил хронологию мировой истории, мог поговорить о святом Августине. Генри Миллер сказал как-то, что не удивится, если вдруг узнает, что Брассай стал специалистом по бальзамированию или членом парламента.
Пикассо и Брассай – это отдельная тема для обсуждения. Двух гениев связывало взаимное уважение к творчеству друг друга. Находки Брассая в области фотографии заинтересовали Пикассо, который использовал их уже в своих художественных экспериментах. Обычно нелюдимый Пикассо именно Брассая допустил в свою мастерскую и доверил съемки своих скульптур. И тот чутко и интеллигентно передал атмосферу творческой лаборатории великого испанца. В 1964 году Брассай опубликовал книгу «Разговоры с Пикассо» – уникальное свидетельство их совместной работы и творческих бесед.
Генри Миллер так характеризовал своего друга: «Спустя несколько часов, проведенных с ним, создавалось впечатление, будто тебя просеяли через сито, оставив только то, что способствует прославлению жизни».
И все же - Париж, Париж... Париж затмил все.
Город, что вздыхает в тумане, в нем арки мостов целуют свои отражения, городские огни, удаляясь вдоль стен, создают собой танцующие созвездия, а атмосфера насыщена сладкой и протяжной меланхолией.
Город, в котором даже обычные ситуации, движения, люди выглядят как образ искусства. Относясь к каждому своему герою с неподдельным уважением, Брассай говорил: «Цель искусства — возвысить людей до такого уровня, до которого они бы не смогли дойти другим путем».
Брассай редко делал постановочные кадры, даже когда "объект" знал, что "находится под прицелом". Его подход непредвзят, «объективен», никогда не политизирован, никогда не осуждающим или сатирическим ни по отношению к великим и всемогущим, ни к падшим. Он записывает. Он описывает. Он принимает. Неуловимое чувство легкости парит над таким количеством изображений, что впору сказать — Брассай симпатизирует, и симпатия его простирается за грани видимого им самим. Ценна и заслуживает внимания даже самая незначительная часть мира.
Камень является драгоценным настолько же, насколько и уличный фонарь, ветка с облетевшими листьями заслуживает уважения такого, какого заслуживает и обнаженная женщина.
При подготовке использованы материалы: foto-video.ru («Человек, обладавший Парижем», Вики Голдберг), photographer.ru («Брассай. Ночной Париж», пресс-релиз выставки), ЖЖ humus («Брассай, Часть1»).
Konstantin Soldatov 
